Никого не копируйте! Советы журналистам от репортёра Джона Алперта

Джон Алперт был единственным западным журналистом, допущенным к Саддаму Хусейну, и единственным, кто взял интервью у Фиделя Кастро во время его пребывания в США. Алперт стал первым западным тележурналистом, который посетил послевоенный Вьетнам и рассказал миру о том, как там живётся. Кроме того, Джон делал эксклюзивные репортажи и фильмы из Камбоджи, Ирана, Никарагуа, Филиппин, Кубы, Афганистана. Документальные фильмы, снятые Алпертом, транслировались крупнейшими телесетями и телеканалами Америки — HBO и NBC, ABC, CBS, PBS, ESPN, NHK — и были переведены на многие иностранные языки. За свои документальные фильмы он получил 17 премий «Эмми» и множество других профессиональных наград, включая две номинации на премию «Оскар».

«Журналистика — почётная профессия»

— Чем вам нравится журналистика?

— Мне всегда нравилась журналистика, потому что я очень любопытный человек. Если кто-то и иллюстрирует поговорку «любопытство сгубило кошку», так это я. Потому что я, как кошка, пробирался во всевозможные места, где меня не должно было быть, но у меня никогда не было бы шанса побывать в этих местах, если бы не моя работа. И я думаю, что журналистика, когда ею занимаются как надо, это чрезвычайно почётная профессия.

— Чем вам не нравится журналистика? Чем она стрессогенна?

— Журналистика — очень трудная профессия, поскольку ты лезешь в такие места, куда люди не хотят, чтоб ты лез. И ты лезешь к людям, которые не хотят, чтобы к ним лезли. И у этого есть последствия: в первую очередь, эти люди, и, в целом, вообще все, препятствуют работе журналистов. Никто не просыпается утром с желанием открыть свою жизнь для расследования. А журналистам приходится как бы вторгаться в то личное пространство, которое есть у каждого. Но это ваша профессия, и вы имеете право на это. Но это очень и очень тяжело. И к тому же часто, когда ты лезешь к влиятельным людям, они не отвечают тебе легким пинком, они в ответ больно бьют.

«Я всегда боюсь провала»

— Чем вы гордитесь как журналист?

— Я горжусь многим. До того, как я начал заниматься журналистикой, я был полнейшим неудачником и терпел неудачи во всём, за что брался. Я всегда хотел стать хоккеистом, но в этом точно не преуспел. Я ужасно учился. В общем, не буду перечислять все свои неудачи — их было много и довольно значительных. Но когда я начал заниматься этой работой, я не просто достиг успеха в том, что делал. У меня получилось изменить жизнь вокруг: лучше стали работать больницы и школы, повседневная жизнь людей намного изменилась к лучшему.

— Чего вы боитесь как журналист?

— Думаю, что… я всегда боюсь провала. И мне кажется, что это мотивирует любого репортёра. Есть много вещей, которые нас мотивируют, потому что часто нам приходится толкать самих себя. Есть такое клише, что мы себя толкаем в такие места, откуда все остальные убегают. У вас внутри должен быть огонь, который убеждает вас в том, что то, что вы делаете, стоит риска. И при всём при этом вероятность того, что вам удастся получить материал, которого вы добиваетесь, и вам удастся остаться в живых — здесь всегда есть риск сокрушительной неудачи во многих аспектах. И у меня, конечно, очень часто такое бывало, и я этого всегда боюсь.

«Работа, которую я делаю, может изменить мир»

— Чему ещё вы хотели бы научиться как журналист?

— На данном этапе я не так много размышляю о своём личном росте, о своих личных достижениях, над какой бы историей я ни работал. Я чаще думаю о старшеклассниках, с которыми мы работаем. Эти ребята — выходцы из чрезвычайно сложной среды, среды, в которой я бы не справился. А они — по-настоящему храбрые люди. Их смелость в том, как они рассказывают свои истории, и в том, что они показывают нам свою жизнь. Я горжусь ими и надеюсь, что у них будут все возможности для роста и для того, чтобы стать новым поколением журналистов. А сам я как бы перешёл точку важности того, что я делаю, мне более важно то, что делают другие люди.

— Какие советы вы даёте молодым журналистам?

— Иногда родители приводят ко мне детей и говорят: «Мой ребёнок хочет стать репортёром (документалистом, режиссёром)». И я сначала спрашиваю: «Вы хотите, чтобы я их отговорил»?Потому что это классная работа, важная работа, но и очень, очень тяжёлая работа. И всем, кого интересуют деньги и какие-то сверхудобства жизни, рекомендую послушать свою маму и идти в медицинский институт.

Но! Если вы хотите проснуться утром, взглянуть на себя в зеркало и сказать: «Мда, выгляжу я, может, и не очень, но у меня есть шанс сделать сегодня что-то очень классное, чего не могут многие другие люди. И работа, которую я сделаю сегодня, может изменить мир»… Я не знаю, можно ли просить о большем, чем это. Это очень классная профессия.

— В чем источник вашей стрессоустойчивости? Что помогает вам не останавливаться?

— Ну… я должен был погибнуть, может быть, уже раз десять. Были чертовски серьёзные попытки покончить со мной и с тем, что я делал. Но я по-прежнему тут.

Не думаю, что я как-то уникально стрессоустойчив. Мне кажется, одна из проблем в том, что я, можно сказать, уникально глуп. И умудряюсь оказываться в ситуациях, в которых мне не надо бы оказываться. Я могу успешно оказаться в месте, куда я хотел попасть и куда очень старался попасть, а потом понять, что это вообще-то была плохая затея. И дальше мне надо понять, как оттуда выбираться. И вот эта, как её назвать — «блаженная глупость», которая подначивает: «Ага, пошли прокатимся на этих горках, не будем пристегиваться, как круто!» — вот в этом проблема. Кто-то когда-то сказал, что у меня нет тормозов, сплошной газ.

«В журналистике должно быть разнообразие»

— В чём урок вашей журналистской жизни?

— Я не претендую на то, чтобы пытаться давать кому-либо уроки или читать лекции. Все разные. И все журналисты — разные. Есть журналисты, чью работу я терпеть не могу, а есть журналисты, которые терпеть не могут мою работу. Но чрезвычайно важно, чтобы у нас было разнообразие во всём: в кино, в спорте, в журналистике. Не должно быть только одного подхода. Каждый журналист должен найти тот путь, который ему близок и который лучше всего ему подходит.

Я, например, не умею делать что-то глубоко интеллектуальное — у меня нет на это ни интеллектуальных способностей, ни подготовки, ни любопытства. И надо будет очень поискать, чтобы найти нечто глубокомысленное в моей работе. Но в плане смысла и тщательного запечатления того, что происходит, и помощи зрителю в том, чтобы он почувствовал, как будто находится внутри ситуации, — вот это я умею. Так что каждый должен заниматься тем типом журналистики, который ему нравится и который у него лучше всего получается.

— Есть урок, которым вы могли бы поделиться с начинающими журналистами?

— Если я могу претендовать на раздачу советов, как пожилой журналист, то скажу — не подражайте никому! Вы, конечно, можете смотреть на других, изучать их, но…  

Расскажу вам случай из моей жизни. Это было во Вьетнаме, прямо на вьетнамско-китайской границе. Китайцы перешли границу, и их армия расположилась высоко на холмах, откуда просматривался город, через который я проходил вместе с вьетнамцами. И в нас начали стрелять. Вьетнамцы, закалённые 30-40 годами войны, знали, что делать, куда прятаться. Они так и сделали. А я впервые тогда работал на сетевую новостную компанию, и единственное, что видел у репортёров сетевых новостей, были стендапы! И я так возбудился, что вместо того, чтобы спрятаться за дерево, схватился за микрофон, выбежал прямо на середину этих «чи-чи-чи» (звуков выстрелов) и начал: «Я здесь, в меня стреляют…». Было очевидно, что да, в меня стреляют, но мне надо было сообщить зрителям, что в меня стреляют, и сообщить им моё имя: «Меня зовут Джон Алперт, корреспондент NBC, из Лангшона, Вьетнам».

А потом я посмотрел на это и мне было ужасно неловко. Потому что я не был самим собой, не был Джоном Алпертом — я был повторюшкой, копирующим всех других репортёров. А они всегда были хорошо одеты, носили такие костюмы для сафари, волосы покрыты лаком, и выглядели, как репортёры, а я выглядел так же, как выгляжу сейчас. Больше я никогда не делал стендапы. Так что: никого не копируйте!

«Нужно иметь кодекс личной и журналистской этики»

— Вы сказали, что боитесь провалов, а что такое «провал»?

— Если вы спрашиваете, что такое «провал», тут мы погружаемся в философию, которая требует от меня глубоких размышлений, и, может, я тут не дам полезный ответ.

Думаю, что… Слушайте, ну ведь понятно, что такое «провал» — когда у тебя не получается! Ты ставишь себе цели разного рода: пытаешься попасть в какое-то место, пытаешься собрать факты, особенно если кто-то пытается обмануть тебя или застрелить тебя. И если ты не попадаешь в это конкретное место, значит, у тебя не получилось.

Я делал ошибки, потому что так боялся, что у меня не получится, что был готов срезать углы… Не срезайте углы! Нужно иметь очень-очень сильный кодекс личной и журналистской этики, и вы не можете позволить страху неудачи толкать вас в компрометирующие ситуации.

Но что ещё более важно — у всех что-то не получается! Я не знаю ни одного бейсболиста, ни одного хоккеиста, ни одного музыканта, нет идеальной песни, идеального хоккейного матча, никогда не бывает ничего идеального, и нет идеальных репортёров.

И в чём-то вы провалитесь. Надо просто это принять. Наша профессия — крайне конкурентная. Прими это. И начинай работать над следующим репортажем.

Видеоинтервью: для тех, кто любит смотреть, а не читать